Смотрю интервью писателя Сергея Минаева с писателем Захаром Прилепиным. Ну, писатели. Ну, разговоры разговаривают. Минаева я никогда не читал, а потому не знаю. А Прилепина читал и даже печатал. Мне он симпатичен. Потому, собственно, и смотрю эту странную передачу. А странная она, как выяснилось, потому что писатели не только разговаривают о своем, о писательском, но и киряют. Прямо тут же, в кадре. Уиски. Вот, как в песне: «На столе бутылочка, пойдем выпьем, милочка!» А здесь две бутылочки. У каждого писателясвой стол и своя бутылочка. По ходу беседы они их опорожняют.
Я бы, наверное, и не обратил внимания, что они бухают, но разговор пошел какой-то, ну совсем странный и отвязный. Я-то трезвый. И не то чтобы завидно, а вот как-то смурновато. Ну, понимаешь, что несут хлопцы чушь полнейшую, выдавая ее за мудрость письменницкую.
Ну там стали расхваливать жизнь при советах, когда все было красиво и правильно. Сейчас, говорит писатель Прилепин, все некрасиво и неправильно, потому что сколько-то много моих товарищей по борьбе и по лимоновской партии в тюрьмах сидят. И хочется мне спросить писателя Захара Прилепина: а те, что сидели в тюрьмах при советах, тоже, кстати, писатели, и неплохие, между прочим, не хуже Эдуарда Вениаминовича, да хоть те же Синявский и Даниэль, Солженицын, Губерман, Буковский... они что ж, не в счет? Может, потому что не из лимоновской партии? Так ведь ее тогда и не было, при советах, да и самого Лимонова никто не знал, потому что не печатали. Но – любит Захар Прилепин советскую власть. И Минаев поддакивает, он тоже любит. Хорошо всем тогда было, - говорят нам писатели и продолжают потихоньку потягивать уиски. А почему ж нет, если известно, что правда – на дне стакана.
И хочется мне спросить, нет, что, так вот всем хорошо и весело было при советах? Но как спросить, если мы в разных весовых категориях, Захар бухает, а я трезвый. А пьяному что ж, пьяному все можно.
Вот он и говорит(еще отхлебнув вискаря): у меня, говорит, пять томов уже написано. Вон Хемингуэй за всю свою малосознательную жизнь всего семь написал томов. А я уже пять. Минаев кивает согласно головой. «Он все понимает». Он спрашивает: А что, друг Захар, как тебя за бугром переводят? - Стыдно признаться, - не стесняется пьяно признаться Захар, - переводят везде. А в Америке в журнале меня назвали русским Хемингуэем.
Вот ведь как, - подумал я трезвый, но как-то тоже вдруг пьяно, а ведь могли бы, наоборот: назвать Эрнеста Хемингуэя американским Прилепиным. Привозил же ему на Кубу Микоян армянский коньяк, - факт известный. Надрался до поросячьего визга Эрнест Кларенсович и ну хвастаться, на весь остров Свободы именовать себя американским Прилепиным. Тем более, что у того все-таки на два тома меньше. Пока еще.
http://www.youtube.com/watch?v=0B-nJA4VRM8
